Альбинос
микропоэма-сюита
I
Знаете,
как оно — пишется
в новогоднюю ночь?
И спать
невмочь,
и не спать невмочь.
И хочется выжать себя —
как будто всю пыль и грязь долго
слизывал
влажными дырами,
а после — залез под кран,
расплылся в блаженстве — и вдруг
осколки
прощальных бокалов роняют куранты:
ближе, ближе, совсем близко!
Скорей, загадывайте, заклинайте удачу!
Мысли в панике — кто куда...
Что бы
на этот раз
выпросить?
Музыка!
Срочно!
Заглушить!
Спрятаться!
Закружиться!
Выставить зубы навстречу невидимому врагу.
Поднатужиться —
и приподнять уголки губ...
Весело.
|
II
Динь-динь-дон, динь-динь-дон, —
бубенцы звенят.
Как чудесно наши сани
по снегу летят!..
|
III
Скрипки взревели,
люстры взлетели —
публика в теле
ломится к цели.
Фраки, жилеты,
дамы раздеты —
курят клозеты,
грабят буфеты...
В ложах правители,
как небожители:
чтобы не обидели —
телохранители.
Занавес. Тени.
Искусство нетленное.
Где-то за стенами
кружит Вселенная.
Сны и метели,
дни и недели,
грустные ели
в холодной постели,
звездные улицы,
лунные лужицы —
кружатся, кружатся,
кружатся, кружатся...
|
IV
Ночь. На город ложится снег.
Через мгновение — новый век.
Встретить, узнать, проститься — легко.
В прошлом, и в будущем, сотни веков.
Это снежинка? — слезинки след?
Новая тысяча тысяч лет.
Свечи, бокалы, курантов звон.
Тосты — за дам, и за связь времен...
Снег — осыпается звезд пыльца.
Встречи и проводы без конца.
|
V
Когда гости уже разошлись,
дети спят, и родители спят,
и секунд противную слизь
вытирает тайком циферблат,
когда выцветшая луна
тупо смотрит в оконном стекле
на прокисшие капли вина
и остатки еды на столе,
и лишаются высоты
вещи, мысли, слова, дела,
снег, утраченные мечты
и пресыщенные тела, —
так и тянет простить, забыть,
и опять навсегда решить...
Бытие — продолжает быть.
А несбыточное — вершить.
|
VI
Заколебали проблемы.
Все время что-то случается.
Ни минуты покоя, расслабленности и тепла.
И надо что-нибудь делать,
выправлять ситуацию,
стоять и держать крышу, чтобы не съехала.
Заколебали проблемы.
Всем чего-нибудь хочется.
Ни минуты свободы, спокойствия, теплоты.
И откликаться немедленно,
и помогать срочно,
сочувствовать и успокаивать — до блевоты.
Конечно, я преувеличиваю.
Со стороны виднее.
Просто устал немного, расклеился и закис.
Все идет как обычно:
по городу бродит время,
кружится ночь, и звезды падают сверху вниз.
|
VII
Не желайте мне.
Ничего.
Мне и так
более чем
достаточно.
Счастья — море.
Бери его —
и рассовывай
по праздничным тапочкам.
И любви,
и добра — завались.
По самую, можно сказать, завязочку.
Черт попутал меняться:
жизнь —
на рождественскую сказочку.
Вот, теперь,
как сыр в масле, катаюсь,
сыт и пьян, обласкан судьбой,
и работа — себе на зависть,
и вообще...
Хоть волком вой!
Беруши бы
в уши
заложить,
да спустить в унитаз очки, —
и в гробу я видал
и жизнь,
и рождественские сказочки!
|
VIII
Нет, кроме шуток, зачем вам праздники?
Лишний раз петарду пустить в глаза?
Один день всеобщего безобразия —
а потом
месяц дерьмо лизать?
А если кто
не из вашего стада?
Им-то — каково?
Невелика радость —
слушать пьяные вопли
и нюхать табачную вонь.
Да, конечно.
Жизнь — сплошные нервы.
Заботы, обязанности. Никаких чувств.
Нужны отдушины для злых энергий.
Знаю. Но я так
не хочу.
Где там гордость! Огрызки, объедки...
Доволен: чего еще желать?
Больше не повезет. Моя планета
слишком тяжела.
Пламя истлело. Надежды нет.
Все то же будет и дальше.
Прикован —
и печень терзает мне
желчь календарной фальши.
|
IX
Луна
уже вся
обвыта.
Не надо
ее мучить.
Молча
откиньте копыта,
когда подопрет случай.
Когда по живому
время
сдирает с души кожу,
внутри —
от боли зверея,
смолчите
ему
в рожу.
Страдайте
и пропадайте,
пройдите тысячу бед,
умрите — но не дайте
торжествовать судьбе.
Чтобы когда-нибудь
из лунных мук
вызрело
радостное — и земное.
И полюбили бы
дышать
тишиною,
все вместе, или по одному,
не мужчины, не женщины — нет! —
просто люди.
И смотрели бы,
как вносят звездный свет
на бескрайнейшем черном блюде.
И чтобы — все равно,
который век.
И на всех
хватило бы
вечности.
Чтобы честное имя: "Человек" —
через память
разлук и встреч
нести.
|
X
На голову одеяло,
под подушкой свеча —
в поисках идеала
сгорбился и зачах.
Только бы не заметили.
Сил больше нет.
Истинно ли светел
истинный свет?
Капля слаба. Камень —
скорбный знак.
Где они — жар и пламя?
Холод и мрак.
А ведь не замечал стен — и
слова превращал в дела,
и ни единой тени
не пожелал зла.
|
XI
Спи, зайчонок, сладко-сладко,
и не бойся ничего —
твою белую кроватку
спрячет ночи волшебство.
Баю-бай...
Баю-бай...
Свои глазки закрывай.
Снег ложится ровно-ровно,
все красивым делает —
а под снегом спят вороны,
белые-пребелые.
Баю-бай...
Баю-бай...
Поскорее засыпай.
Можно в снежном сне укрыться
от мороза и ветров —
чтобы всем вместе очутиться
в самом белом из миров.
Баю-бай...
Баю-бай...
Улетай в заветный край!
|
XII
Знаете,
как оно — пишется
в новогоднюю ночь?
И спать
невмочь,
и не спать невмочь.
И хочется выжать себя —
как будто всю пыль и грязь долго
слизывал
влажными дырами,
а после — залез под кран,
расплылся в блаженстве — и вдруг
осколки
прощальных бокалов роняют куранты:
ближе, ближе, совсем близко!
И вот оно — уже настало.
Все здесь: и золото, и змея.
Нечего больше ждать.
Устало
спят
тигры, свиньи, драконы и обезьяны —
и прочая живность.
Календарь
перевернут — опять
все начинать сначала!
Если не забыть, и несколько раз повернуть ключик,
скрипучие
пружины
выбросят
время
на циферблат,
и вновь
полетят:
рыбы... раки... скорпионы...
И белое — сменяется голубым,
голубое — зеленым,
зеленое — красно-золотым.
И снова:
музыка — кружево нот,
предпраздничное оживление,
белые крылья на черной земле — и
солнце
застыло
в созвездии Змееносца.
1984 ... декабрь 2000 ... 19 мая 2001
|
|