Сегодня ты выпрямишь спину опять,
Далекая, незнакомая мать.
Ночь Африки,
словно могила, черна,
На голый череп похожа луна,
И выстрелов грохот в тяжелой мгле,
Как заступ могильный, бьет по земле.
Так душно душе!
Но замри, не дыши!
Проснутся от вздохов твои малыши.
Бровями, губами и цветом лица
Похожи ребята твои на отца.
Он забран солдатом, затянут в мундир,
Его обижает чужой командир,
Ты знаешь лишь это.
Тебе невдомек,
Что муж в лазарете
без рук и без ног.
И если окончится гибельный бой
И муж твой живой возвратится домой —
Детей ему нечем поднять и обнять,
Ты плачешь заранее, бедная мать.
Нет, это не ночь,
это дым, это гарь
Закрыли, как плиты, весеннюю даль.
И дети, устав на груди колотиться,
Сидят, притаясь: не промчится ли "птица"?
Им нечего ждать и нечего есть.
Их братья за чью-то сражаются честь
За морем, в чужой африканской стране,
И нету конца этой дикой войне.
Да разве ж затем ты им жизнь дала,
Чтоб глупая пуля ее отняла!
Нет, сердце не в силах терпеть этот ад.
Пушки кричат,
дети кричат.
И ты ничего им не можешь сказать,
От гнева обезумевшая мать...
Ты, беззащитная, стоишь одна,
Проклятьем руки к небу вскинув.
Не землю
давит болью война,
А твою усталую спину.
Небо — в зареве. Сердце — в огне.
И горе переплавляется в
гнев.
Громче сирен и железного рева
Голос гремит над планетой суровой:
— Матери мира!
Встаньте стеной!
В подвалах
не жмитесь в трепете!
Всех,
кто сегодня дышит войной,
Бесстрашно к ответу требуйте!
Ты встала над миром
гордо и прямо,
Держа детей в усталых руках.
Они говорят,
и слово "мама"
Звучит одинаково
на всех языках.
1941
|